Объективная реальность города в ее существенных формах и проявлениях противопоставлена человеку в его деятельности и познании и служит предметом духовного освоения. Структуру объективной реальности образует взаимосвязь материальной и социальной среды города.
Субъективная реальность города представляет собой проблемное поле отношения человека к городу, в котором разворачиваются переживания, рефлексия, осмысление человеком городской жизни.
Переживание наиболее полно отражается не философией или психологией, а художественной литературой и искусством. Переживание – это такое душевное состояние, эмоциональная напряженность которого превращает его в событие внутренней жизни человека. Важно то, что когда человек характеризует некий факт своей внутренней жизни как переживание, это указывает на его укорененность в индивидуальной реальности личности [1].
Переживание города можно определить как особую бытийную форму жизненного и культурного освоения и присвоения города, в которой осуществляется процесс перехода в субъективный внутренний мир человека объективированных форм сущности города, вырабатываемых и сохраняемых городской культурой.
Город как предмет переживания характеризуется рядом свойств, которые облегчают познание процесса переживания города и придают исследованию переживаний достаточную степень объективности.
Во-первых, город обладает «устойчивостью», он не сиюминутен, и своей «длительностью» превосходит переживающих его людей.
Во-вторых, он дает повод для переживаний, так как представляет собой совокупность событий: в нем всегда что-то происходит.
В-третьих, переживания города находят свое отражение в искусстве и могут быть соотнесены с их предметом.
Предметом переживания может быть как реальный город, так и не существующий в действительности. Идеальный город так же напряженно переживается человеком. Разновидностями идеального города являются город-мечта, город воспоминаний, город, созданный или преображенный творческим воображением писателя, художника.
Город-мечта может быть изначально вымышленным, как, например, города А. Грина: Лисс, Зурбаган, Гель-Гью – в этом случае человек изначально знает, что попасть в этот город невозможно – его просто нет, но читателя все равно охватывает щемящее чувство тоски при сравнении этого образа с повседневностью, на которую он обречен. Город-мечта может быть реальным, но уже прошедшей эпохи, и попасть туда тоже невозможно. Как правило, это касается тех городов, вклад которых в мировую культуру велик, и о существовании которых узнают еще в детстве из книг.
Город, сохранившийся лишь в воспоминаниях, идеализируется человеком. Обычно это город детства, связанный с воспоминаниями о счастливых периодах жизни, о времени, когда все удавалось и казалось, что вся жизнь еще впереди. Город воспоминаний, безусловно, не совпадает с реально существующим городом.
Вымышленный город, созданный писателем, не обязательно им романтизируется и не обязательно является мечтой. Уайнсбург Ш. Андерсона, Джефферсон У. Фолкнера представляют собой квинтэссенцию американской провинциальности и далеко не у каждого читателя будят желание попасть туда, но заставляют пристальнее вглядываться в жизнь маленьких заштатных городков и их обитателей и соизмерять со своей.
Идеальный город является эталоном, с которым сравнивается (и не выдерживает сравнения) любой реальный город. Одна из первых фраз, с огорчением произнесенная Остапом Бендером в Арбатове, о том, что этот город не Рио-де-Жанейро. Рио-де-Жанейро, в который с детства хотел попасть Остап Бендер, был для него максимально нереальным городом и символом иной жизни, поскольку в доступной герою географической действительности мир заканчивался там, где волны Черного моря разбивались о крутой берег Шепетовки.
Реальный город переживается по-разному в зависимости от его связи с жизнью человека: либо это город, в котором человек живет постоянно, либо это город, в который человек попадает на время. Для человека, ненадолго попавшего в другой город, само появление там оказывается событием, оно вырывает его из привычной обстановки и обеспечивает свежесть чувств и непосредственность впечатлений. Человек обращает внимание на такие аспекты городской реальности, мимо которых, не замечая их, проходит постоянный житель.
Город повседневной жизни отличает его привычность, граничащая с обыденностью и заурядностью, даже если это и необыкновенный город. В нем не замечается многое из того, на что сразу обращают внимание в незнакомом или малознакомом городе, поскольку само пребывание в нем событием не является. Переживания позитивные или – чаще – негативные (что связано с трудностью привыкания к новому в привычной среде) вызываются происходящими в городе изменениями. Хорошей иллюстрацией может послужить первоначальное неприятие Эйфелевой башни парижанами и последующее её тиражирование в качестве символа города.
Градостроители определяют избыточность и сложность архитектурной среды как фактор ее эмоционального воздействия. Архитектурные образы несут сложный комплекс значений, часть которых сохраняет связь с прошлым города: с его создателями (творцами) и с теми, для кого он создавался (обитателями), – в них опредмечены отношения людей, ранее населявших город. А у специалистов, занимающихся городской экологией, появился термин – «грусть новых городов», который описывает синдром повышенной заболеваемости жителей новостроек и увеличение частотности проявлений угнетенно-депрессивных состояний, вызванных монотонной, сугубо функциональной, лишенной смысла средой [2].
Обращают на себя внимание два основных аспекта переживания: реактивный и активный. В первом случае переживание характеризуется как эмоционально-окрашенное состояние субъекта, обусловленное воздействиями внешних факторов. Человек здесь – «существо претерпевающее». Совокупность всего осязаемого, ощутимого, материального, содержащегося в объективной реальности города, воздействует на горожанина. Человек в большей степени «получает» город, чем «создает» его.
В повседневной жизни город частично задает и ограничивает форму и тип активности горожанина. Тесные пределы маленького города ставят ограничения передвижению, кругу общения и социальной мобильности в целом. Житель большого города при все возрастающей интенсивности жизни и плотности взаимодействия людей сам сокращает часть своих контактов, чтобы избежать когнитивной перегрузки.
Во втором случае переживание – особый тип активности, направленный на преобразование психологического мира. Ф.Е. Василюк описывает переживание как экстремальный жизненный процесс, борьбу против невозможности жить, внутреннюю работу по принятию фактов и событий жизни, усилий, направленных на установление смыслового соответствия между сознанием и бытием.
Кроме того, переживание есть ответ на ситуацию бессмысленности, на ситуацию, в которой человек не может реализовать значимую для него потребность [3]. Через всю пьесу А.П. Чехова «Три сестры» лейтмотивом проходит фраза: «В Москву, в Москву…». Героиням пьесы кажется, что именно там настоящая, полная смысла жизнь, которой они лишены в провинциальном захолустье.
Другой не менее критической ситуацией является ситуация «сверхвозможности». Она характеризуется избытком возможностей, которые уже не умещаются в конкретную цель, не исчерпываются конкретными действиями. Такая ситуация тоже порождает кризис смысла. Если домыслить «справедливый» финал «Золотого теленка», в котором Остап Бендер все-таки попал бы в город его мечты – Рио-де-Жанейро – город мулатов, миллионеров, где нет разногласий с советской властью, которая хочет строить социализм, а Остап Бендер находит это скучным занятием, где «полтора миллиона человек, и все поголовно в белых штанах», то можно предположить, что какое-то время он переживал бы острое разочарование, вызванное достижением практически невозможной цели.
Кроме того, реальный город отличается от города-мечты именно теми чертами, которые были особенно значимы для Остапа, белые штаны были не предметом гардероба, а символом вольной жизни. В этой связи интересно замечание П. Вайля о том, что «Рио – голый город» и никто не фланирует по набережной в белых штанах, так как самой популярной одеждой там являются купальные костюмы, а майка с шортами воспринимается почти как смокинг [4].
Город содержит в себе много возможностей и, в том числе, предоставляет возможность осознать свое одиночество. По контрасту с насыщенностью городского пространства людьми и их отношениями одиночество в большом городе ощущается особенно остро. Именно это свойство города породило восклицание Ф. Бэкона в статье «О дружбе»: «Magna civitas, magna solitudo» («Большой город, большое одиночество!»). На первый взгляд может показаться, что большой город бездушен, что он оставляет человека один на один со своей болью, что человек «заброшен» в него и ситуация его существования в этом городе есть ситуация безысходности. Но этот взгляд может оказаться поверхностным, потому что иногда возможность одиночества – это благо, а боль иногда – единственно верный сигнал того, что ты еще жив.
Х. Ортега-и-Гассет вспоминал то время, когда он вынужден был покинуть Испанию и уехать во Францию: «Месяц назад, разгоняя одиночество на парижских улицах, я вдруг понял, что у меня в огромном городе, кроме статуй, ни единого знакомого. А вот они, напротив, мои старые друзья, давние вдохновители или вечные наставники. И поскольку мне больше не с кем было перекинуться словом, с ними и беседовал я о делах человеческих» [5]. Киник Диоген Синопский просил у статуй подаяние, чтобы приучить себя к отказам, он знал, что они ему не ответят. А Ортега-и-Гассет с ними беседует, беседует о смысле и о делах человеческих, и Париж выступает его собеседником в этом разговоре.
Итак, переживание города существует в неразрывной связи с индивидуальными субъектами, создающими и воспроизводящими значения, смыслы и ценности городской культуры.
Соразмерность города и человека выступает интегрирующим фактором объединения города и горожанина в определенную целостность. Соразмерность – это соответствие человека городу и города человеку, адекватность среде своего обитания; такой тип отношений, который содержит в себе оптимум для реализации сущности человека.
Самый важный аспект соразмерности – смысловой. Смысл как внеположенная сущность феномена оправдывает его существование и связывает с более широким пластом реальности, включает его в онтологический порядок вещей [6].
Урбанистическая культура как выражение культуры общества горожанами осознается как смысл города.
Смысл города оправдывает его существование, связывает город с более широким социальным контекстом: регионом, страной, эпохой. Город задает человеку направленность его существования. Человек вынужден либо приспособиться к городу в соответствии с его смыслом, либо покинуть его. Оставаться собой и противоречить смыслу городу – это разновидность метафизической невозможности.
Известный режиссер М. Форман так вспоминает о своей первой встрече с Нью-Йорком: «Я смотрел с Парк-авеню вниз, на Большой центральный вокзал и на здание «Пан Америкэн», и обалдевал от невероятных масштабов города, астрономического веса бетона, вонзающегося в низко нависшие облака, потоков сверкающих автомобилей вокруг меня, музыки ярких красок витрин и одежды на людях. Дело было в конце лета, день был жаркий и влажный, и я стоял там, чувствуя, как по спине стекают струйки пота, и принюхивался к своеобразной нью-йоркской вони, смеси запахов выхлопных газов, и гниющего мусора, и дешевого одеколона, и пота, и денег; эта вонь стала для меня визитной карточкой города, и до сих пор я готов вдыхать ее снова и снова, хотя я уже давно привык к этим потрясающим видам. В тот момент мне казалось, что, если один из желтых автобусов, петлявших по мостовой, не впишется в поворот и собьет меня, я умру счастливым» [7].
Такое яркое впечатление от города, видимо, является следствием неожиданного совпадения смыслов. Д.А. Леонтьев называет такое порождение нового смысла замыканием жизненных отношений, в результате которого при встрече человека с другим человеком или событием происходит неожиданное, спонтанное наделение этого другого важным жизненным значением, рождается качественно новый жизненный смысл, не выводимый из имевшихся ранее смыслов, потребностей и ценностей [8].
Объективная реальность города является онтологическим полем, в котором протекают процессы жизнедеятельности и человека, и города, и ее структурнообразующим принципом является тело города как материально-пространственная организация. Субъективная реальность отношения человека к городу представляет собой онтологическое поле переживания человеком своего бытия в городе. А соразмерность города и человека – это онтологическое поле порождения, существования и сохранения смыслов, принцип ее структурной организации – дух города.
Насыщение личного жизненного смысла смыслами и ценностями города, погружение человека в аксиологическое поле города, расширение круга переживаний, как правило, осуществляется двумя способами: позитивным и негативным присвоением. При позитивном присвоении город воспринимается как свой, человек находит свое место в пространстве города, формируется сильная положительная связь, эмоциональность которой рождает переживание своей сопричастности городу.
Можно предположить, что в процессе позитивного присвоения укрепляется городская идентичность как непосредственное переживание своей связи с городом, чувство сопричастности городу и его жителям, приобщенности к городскому бытию.
Формирование городской идентичности предполагает интенсивное общение как непосредственное – движение по городу, включающее зрительное, слуховое, осязательное, обонятельное восприятие, так и знаково опосредованное – текстами и изображениями.
Негативное присвоение характеризуется, прежде всего, ощущением угрозы со стороны города. При негативном присвоении горожанин либо полностью отвергает ценности, нормы и особенности поведения, характерные для жителей данного города, отталкивается от них и подчеркивает свою непохожесть, либо сужает сферу своих жизненных отношений до замкнутого, изолированного, собственного, «отдельного» жизненного мира.
Такие виды присвоения формируют соразмерность города и человека противоположных типов: позитивную и негативную соразмерность.
Позитивная соразмерность придает личности дополнительную энергию для развития. Высшей формой позитивной соразмерности является та, которая не только насыщает личное смысловое измерение горожанина, но и расширяет смысловое измерение города: в художественных произведениях продлевает бытие города в вечности, сохраняет дух города.
Каким образом обретается такая соразмерность? Вспомнив идею Платона о том, что одни и те же начала имеются в городе и в душе человека, что основа единства полиса и человека определяется структурой души, можно предположить, что «замыкание жизненных отношений» и порождение нового смысла происходит при встрече человека с городом, в котором структурные соотношения начал совпадают.
Например, П. Вайль писал о Малере, что тот мыслил не мелодиями, а уже оркестрованными темами; а Вена, по словам С. Цвейга, была великолепно оркестрованным городом. Такие люди становятся «гениями места» городов, город и его гений становятся неотделимыми друг от друга, упоминание одного вызывает мысли и о другом. Как объяснял булгаковский Пилат Иешуа: «Помянут меня, сейчас же помянут и тебя».
Негативная соразмерность, при которой человек ассимилируется лишь с отдельными негативными аспектами городской реальности, ведет к сужению жизненных отношений и деградации личности.
Отношение к миру меняется в процессе жизни, происходят определенные изменения мировоззренческих установок, человек овладевает более широким диапазоном универсальных способов общения с миром, не остается неизменным и отношение человека к городу.
Город детства, как правило, представляет собой естественную гармонию со средой, естественную соразмерность человека и города. Может быть, ностальгию порождает воспоминание о ней. Из этой соразмерности или вырастают, или открывают новые грани в отношении к городу. Ясно, что город детства человек не выбирает, он оказывается в нем независимо от своего желания. Возможность выбора появляется позже, и тогда у человека город детства сменяется городом выбора, в который он уезжает. Есть вероятность в дальнейшем обрести город смысла, в нем не обязательно жить, но важно, что он просто существует. С. Моэм так говорит о Париже: «Это удивительный город, он рождает ощущение, что там можно без помехи додумать свои мысли до конца. Мне кажется, там я смогу понять, как мне жить дальше» [9].
Человек может быть соразмерен не только одному городу, но многим.
Обретение соразмерности возможно при помощи двух, на первый взгляд, противоположных основных способов: вживания/вчувствования и остранения/дистанцирования. При вживании превалируют чувственное начало, эмоциональное отношение, «всматривание» в город, погружение в его аксиологическое пространство, вхождение в резонанс с ним, попадание в ритм жизни города. На уровне телесных взаимодействий оно проявляется в потребности ходить по городу, в потребности получать насыщенные сенсорные впечатления, то есть чувственность, телесность обеспечивает включенность человека в целостность города. В экзистенциальном переживании происходит возвращение к чувственности на новом уровне – в реализации индивидуальности человеческого существования. В смыслополагании находит выражение трансцендентность человеческой сущности, и духовная реальность города «соприсутствует» устремленности личности к смыслу.
Остранение – это второй момент, необходимый для достижения соразмерности. Как аналитическое начало оно противостоит вчувствованию/вживанию. Остранение в общении с городом нужно как пауза в диалоге, как остановка речи, позволяющая продумать новую мысль, выслушать собеседника.
Понятие остранения было введено В.Б. Шкловским и описывало изменение способа видения художественного факта. Инструментальный смысл остранения заключается в нарушении привычного стереотипа, в выведении вещи из автоматизма восприятия. По отношению к городу оно может проявляться двояким образом.
Во-первых, надо видеть многие города для того, чтобы понять то общее, что в них есть, то индивидуальное, что их отличает друг от друга, и особенное – то, что делает именно этот город незаменимым для человека.
Во-вторых, это может быть остраненное восприятие одного города. По мнению И. Канта, большой город является самодостаточным для получения знаний обо всех других городах, надо лишь внимательно изучать его: «…такой город, как Кенигсберг на Прегеле, можно признать подходящим местом для расширения знания и человека, и света. Здесь и без путешествия в чужие страны можно приобрести такое знание» [10].
В целостности и синтетичности отношения соразмерности человека и города вживание и остранение не только взаимоисключают, но и взаимодополняют друг друга, оказываются соотносительными. Таким образом, соразмерность представляет собой сущностный аспект отношений человека и города, в котором преодолевается взаимное отчуждение.
Можно с достаточным основанием утверждать, что субъективная реальность отношения человека к городу выступает в форме переживания, а в пределе реализуется в соразмерности города и человека.
Список литературы:
1. Головин С.Ю. Переживание // Словарь психолога-практика / Сост. С.Ю. Головин. 2-е изд. Мн.: Харвест, М.: АСТ, 2001. С. 492.
2. Дридзе Т.М. Социально-диагностическое исследование города // Вестник Росс. гуманит. научного фонда. 1996. № 1. С. 98.
3. Василюк Ф.Е. Психология переживания. М.: Изд-во МГУ, 1984.
4. Вайль П. Гений места. М.: Независимая газета, 2000. С. 218.
6. Ортега-и-Гассет Х. В гуще грозы // Иностранная литература. М., 1998. № 3. С. 245.
6. Шрейдер Ю.А. Смысл // НФЭ в 4-х т. М.: Мысль, 2001. Т. 3. С. 576.
7. Форман М., Новак Я. Круговорот. М.: Вагриус, 1999. С. 177.
8. Леонтьев Д.А. Психология смысла. М.: Смысл, 1999. С. 133.
9. Моэм С. Острие бритвы // Моэм С. Театр: Романы. Рассказы. М.: Эксмо-Пресс, 1999. С. 275.
10. Кант И. Антропология с прагматической точки зрения // Соч. в 6 т. – М.: Мысль, 1966. Т. 6. С. 352.
RSS
Реклама
