На сайте "archi.ru", опубликовано интервью Н.Рябовой с главным архитектором Москвы С.Кузнецовым «Сергей Кузнецов: «Конкуренция – самая плодородная почва для качественной архитектуры». Полностью с материалом можно ознакомиться по ссылке.

Спустя три дня после своего официального назначения главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов отправился на Венецианскую биеннале архитектуры. По дороге в аэропорт мы поговорили с ним о задачах, стоящих перед главным архитектором, роли архитектурных конкурсов, сохранении исторического наследия и балансе порядка и хаоса в градостроительной среде столицы.

— Сергей Олегович, в одном из интервью Вы сказали, что задача архитектора – проектировать хорошие дома. А в чем, на ваш взгляд, задача главного архитектора города?

— Задача главного архитектора – в том, чтобы создавать условия для того, чтобы хорошие дома было удобно проектировать. Я хочу, чтобы их проектировали действительно достойные и лучшие архитекторы, и верю в принцип конкуренции. Наш офис строился в режиме свободной конкуренции, все крупнейшие объекты получены нами через конкурсы, и я уверен, что только качество архитектуры может и должно быть критерием отбора. Задача главного архитектора – объяснить это властям, заказчикам и застройщикам, проводить планомерную, осознанную политику повышения качества архитектурного облика Москвы. Конкуренция – это та плодородная почва, на которой должна произрастать хорошая архитектура. И речь идет не только об этапе проектирования. Конкуренция должна продолжаться и после, потому что реализация качественного проекта требует контроля всех стадий. Многие вещи сложно сразу взять и принять законодательно, но можно ввести систему отслеживания качества архитектуры, вести «личные дела» строительных компаний, заказчиков, девелоперов и следить, какого качества архитектуру они выдают как финальный продукт. И если они хорошо себя зарекомендовали, учитывать этот опыт в будущем.

— Вы видите свою роль именно в создании условий для проведения качественных и честных архитектурных конкурсов?

— Да. Понимаете, это задача не мэра и даже не заместителя мэра по строительству, потому что это люди с более широким кругом ответственности. Конечно, есть еще уровень сообщества, профессиональных союзов, объединений и общественных организаций. Как показывает практика, они всегда существовали, но добиться серьезных изменений, например, в том, что касается права на гарантированный авторский надзор, не смогли. С моей точки зрения, главный архитектор – это именно та сила, которая может такие решения принимать и отстаивать.

— Считаете ли вы необходимым развивать хороший вкус у заказчика и потребителя архитектуры? Какие инструменты для этого есть у главного архитектора?

— На мой взгляд, главное – это объяснить девелоперам, что нужно доверять профессионалам. Хотя, конечно, вкус тоже нужно развивать. Например, в SPEECH мы издавали архитектурный журнал и показывали в нем хорошие примеры, объясняли простым языком, почему какие-то вещи делать правильно, а какие-то не стоит. Это и есть попытка развить вкус. Большое количество мероприятий, лекции, круглые столы, которые мы с Сергеем Чобаном проводили в разных городах России и за границей, – попытки действовать именно в этом направлении. Вообще, я считаю, через профессиональную прессу и вообще через прессу нужно вести воспитание вкуса не только у заказчиков, но и у жителей города. Потому что сделать город местом для жизни невозможно без интереса горожан к архитектуре.

— Вы согласны с тем, что за прошедшие 20 лет люди научились требовать хорошего обслуживания в кафе, но в отношении города уровень ожиданий остался очень низким, культура потребления городской среды не сформировалась?

— Да, это верно. Культура потребления – очень важный момент, который определяет качество жизни. При этом нужно понимать, что если люди чем-то недовольны, причины этого недовольства нужно искать в том числе и в себе. Знаете, есть такой принцип воспитания детей: если ты недоволен чем-то в поведении ребенка, напиши, что именно тебе не нравится в его поведении, а потом напиши, что тебе не нравится в своем отношении к ребенку. И начни с исправления своего восприятия. Когда ты это сделаешь, то увидишь, что первый список уменьшился сам по себе. Я сам отец троих детей и точно знаю, что этот принцип работает – и внутри семьи, и в отношениях людей между собой, и во взаимоотношениях человека и города..

— Только что завершился конкурс на проект концепции развития московской агломерации. Многие эксперты говорят, что высокую планку дискуссии в нем задавали иностранные команды, которые очень хорошо друг друга понимают и говорят на одном языке. Если в городе так много будет зависеть от конкурсов, насколько открытыми они должны быть и как повысить конкурентоспособность российских архитекторов?

— Начну с агломерации. Я присутствовал на презентации мэру Москвы предложений проектных команд, и не могу сказать, что иностранные архитекторы задают планку. Да, они действительно привносят определенные критерии качества, и я считаю, что нам нужно этому учиться у западной культуры проектирования. Но выступления наших команд – и ЦНИИП градостроительства, и Андрея Чернихова – произвели очень хорошее впечатление. Глубина их понимания местных проблем и особенностей была отчетливо заметна. Например, они подчеркивают, что мыслить крупными правильными формами сложно в условиях уже сложившейся территории, и Москва расширяется не в пустое пространство. Архитектура – это прежде всего недвижимость, она привязана к месту, поэтому знание и опыт работы на местности очень важны. Одно дело – просить иностранцев сделать для нас автомобили, утюги или телевизоры. Просить их делать для нас архитектуру гораздо труднее, потому что она привязана к месту. Поэтому у меня к работе с иностранными архитекторами отношение довольно неоднозначное.

Что же касается конкурсов вообще, то, во-первых, Россия вступила в ВТО, и всем нужно быть готовым к тому, что конкуренция усилится. Во-вторых, по своему опыту работы с иностранными архитекторами, причем очень высокого уровня, я могу сказать, что западным командам очень трудно здесь начать и закончить проект, довести его до конца. Поэтому я верю только в консорциумы, в союзничество российских и зарубежных команд, причем у иностранцев должны быть офисы в нашей стране, а российским бюро нужно наращивать интернациональные контакты и пробовать делать проекты за рубежом, укрепляя в том числе и имидж страны, который сейчас держится лишь на нефти и газе. Но я не за открытые, а за контролируемые конкурсы, когда сначала проводится предварительный отсев по портфолио и критериям, а затем – творческий конкурс, желательно на платной основе, чтобы участвовали сильные команды, которые проект в состоянии довести до реализации.

— В одном из интервью вы говорили о хаосе, который вносит в городскую среду разнобой балконов, кондиционеров и тому подобных вещей. Но можно сказать, что это способ, которым люди обживают достаточно унылую среду микрорайонов. Считаете ли вы нужным упорядочивать подобные стихийные проявления?

— Я уверен, что стерильной городскую среду сделать не получится, как ни старайся. Но поверьте, объекты хорошего качества не побуждают людей рисовать на них граффити, переделывать балконы или вешать неорганизованным образом рекламу. Та же реклама – это способ, которым можно украсить город, а можно и изуродовать, если она плохо нарисована и расположена в неправильном месте. То же самое относится и к урнам, и к остановкам, и к множеству других вещей, и обо всех них нужно думать. С советского времени Москва застраивается типовым жильем, которое своей одинаковостью заставляет людей что-то делать, часто даже не потому, что им что-то не нравится. Просто человек склонен чем-то отличаться от других, и это надо учитывать в архитектуре: делаешь типовую секцию, сделай разные фасады, разные холлы первого этажа, разные входные группы. Я считаю, что активность и желание человека отличаться от других можно и нужно использовать для организации среды обитания. Поэтому нужно и место для кондиционера предусмотреть, и подъезд запроектировать так, чтобы в нем не хотелось рисовать на стенах и бросать мусор. Это все делается инструментами архитектуры как менеджмента среды. Но при этом надо отдавать себе отчет, что желание человека выделяться из толпы заложено в его природе. И нужно давать людям возможность реализовывать это желание недеструктивным способом.

— Какие инструменты есть для этого у главного архитектора? Сможете ли Вы влиять на то, как будут выглядеть фасады, заборы, дворы?

— Есть управление главного художника города, там работают милые и ответственные люди, но их команду надо усилить хорошими молодыми художниками, которые захотят поработать, в первую очередь, на собственный имидж, поскольку зарплата в госорганах невысокая. Я призываю молодых специалистов – графиков, объектных и ландшафтных дизайнеров, художников, скульпторов, архитекторов – к нам обращаться. Я сам планирую после возвращения из Венеции заняться подбором кадров. Эта служба должна более активно себя проявлять, инициировать конкурсы, занимать понятную сообществу позицию, влиять на качество благоустройства. 90% города – это уже сложившаяся структура, мы не приходим на новое место и не начинаем с нуля ее заполнять. Надо работать с тем, что есть, и исправлять ошибки. Я обязательно буду этим заниматься, хотя очередность задач мне пока не до конца ясна.

— Еще один больной для Москвы вопрос – это сохранение исторического наследия. На Ваш взгляд, сколько времени должно пройти, чтобы здание стало объектом исторического наследия?

— Тут дело не только и не столько во времени. Почему люди вообще озаботились наследием? Если отмотать время лет на 150 назад, архитектурных памятников как таковых не существовало. Были памятники исторические, смысловые, связанные с тем, что в них происходило. Лишь когда сформировалась критическая масса домов, которые, старея, становились некрасивыми, а им на смену приходили еще менее красивые новые дома, – это побудило людей задуматься о том, что есть какое-то наследие, которое имеет смысл сохранять. Надо понимать, что первопричина возникшей тогда истерии вокруг наследия – в том, что в какой-то момент новое стало значительно хуже старого. Страх перед новым и обеспокоенность сохранением наследия складывались десятилетиями, люди привыкли считать, что ничего в городе нельзя трогать в принципе, потому что на месте старого возникнет какой-то новый кошмар, гораздо страшнее. Я уверен, что если найти способ влиять на создание хорошей архитектуры и создать условия для ее развития, то постепенно этот страх исчезнет. Люди по-прежнему будут чувствовать привязанность к каким-то местам, но постепенно перестанут бояться любых изменений в городе.

— Сейчас на слуху идея создания архитектурных советов при муниципальных собраниях, она пока довольно нечеткая, но в ней отражается спрос на качественную среду на локальном, районном уровне. Как Вы относитесь к таким инициативам?

— Вообще, конечно, хорошо отношусь, но с другой стороны, это такая декларация из серии «лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным». Конечно, нужно, чтобы в каждом отдельном районе творческие, способные люди развивали свою жилую среду. Но есть огромная проблема: у нас очень короткая скамейка запасных. Я имею в виду дефицит компетентных кадров. Поэтому в реальности я считаю правильным использовать инструмент мастер-планирования территорий и четко следовать программе мастер-плана, чтобы заполнять бреши и пустоты городской ткани. Перевод этой работы на муниципальный уровень и ее ведение в инициативном порядке я себе в реальности не представляю, по крайней мере, пока. И в прямое назначение я тоже не верю, потому что наша практика показывает, как назначенные сверху люди в итоге начинают на местах заниматься своими собственными интересами, не на конкурентной основе, а по каким-то личным связям. И откуда берутся эти люди, тоже не очень понятно. Так что мой ответ – это конкурентная основа и мастер-планирование.

Естественно, может возникнуть вопрос: вот я рассуждаю о ценности конкуренции, а меня самого выбрали на пост главного архитектора на неконкурентной основе. Но я не согласен с такой формулировкой. Квалификация, конкурс, выборы – это очень важно, но надо понимать, что по факту все элементы конкурса в этом решении были. Критерии, по которым мою кандидатуру рассматривали в числе других, мне были названы при первой встрече с Маратом Хуснуллиным. И главный из этих критериев – опыт. Кто-то может не верить, что я в 35 лет в стольких крупных и малых проектах успел принять участие, но это правда, я давно и очень интенсивно работаю. Многое мы делали вместе с моим партнером Сергеем Чобаном, но это не значит, что это сделано не моими руками. У нас почему-то принято считать, что до 50 лет архитектор не может говорить о каком-то опыте, но я с этим категорически не согласен. Можно 50 лет делать какую-то ерунду, а потом говорить, что у тебя есть какой-то опыт. В наш с Сергеем офис я набирал сотрудников (это была моя обязанность) и всегда старался подбирать достаточно молодых людей, потому что их сознание открыто для нового, они способны развиваться. Перед моим назначением на пост главного архитектора было отсмотрено порядка 50 кандидатур, они в конкурентном порядке отбирались, можно считать это закрытым конкурсом. По факту, все конкурсные мероприятия состоялись, конкуренция была сумасшедшая. У многих вызывает непонимание, кто именно принимал решение? Я считаю абсолютно нормальным, что если Правительство Москвы формирует для себя команду, то оно и принимает решения, и несет за них ответственность.

— Вы упомянули прошлый опыт. Какую роль в Вашей деятельности на новом посту сыграет опыт работы в Казани?

— Мне было очень смешно читать где-то комментарий о том, что у нас тут сложилась «казанская мафия», потому что мы строили спортивный объект в Казани. Марат Хуснуллин, когда меня пригласил, по-моему, даже не знал про этот проект, для него было открытием, что у меня есть работа в Казани. Но вообще Татарстан – это замечательный регион, и неслучайно там столько работы для архитекторов. Это результат разумной и планомерной политики региона. Я лично получил там большой опыт, поскольку уже несколько лет контролирую строительство нашего объекта в Казани и веду миссионерскую деятельность по объяснению всем участникам процесса, почему нам так важно добиваться качества на каждом этапе, когда есть тысяча мелочей и «дьявол кроется в деталях». Работа в Казани дала мне заряд оптимизма, что в России можно успешно развивать город как единую систему. До этого я скептически относился к реализации урбанистических стратегий в российских условиях, но оказалось, что это возможно, когда есть команда компетентных профессионалов.

— Кстати, к вопросу об урбанистике. Ряд экспертов считает, что Москве нужен не главный архитектор, а главный урбанист…

— Сложно спорить, наблюдение разумное, но такого человека пока нет, в этом проблема. Это снова разговор из серии «лучше быть богатым и здоровым». Конечно, Москве нужен главный урбанист, я вообще двумя руками за. Действительно, мне не хватает многих комплексных знаний о городе, и если мне удастся постепенно поднять свою квалификацию в области урбанистики, я буду безмерно счастлив работать на город. При этом Александр Викторович Кузьмин был таким серьезным урбанистом, его вполне можно было назвать главным урбанистом Москвы, он уникальная личность и мог охватить огромное число вопросов. Но даже при таком сильном специалисте вы видите, куда зашла Москва. Это вопрос команды, вопрос отношения власти, потому что в данной ситуации один в поле не воин. Важно, чтобы политика города была нацелена на комплексные изменения, а кто именно будет их реализовывать – главный урбанист, команда главного архитектора или кто-то еще – это вопрос из области искусства возможного.

— Может быть, имеет смысл пригласить в архитектурный совет не только архитекторов, но и специалистов по урбанистике, чтобы частично скомпенсировать этот дефицит?

— Вообще я очень высоко оцениваю роль совета, и на первой же встрече в связи с моим назначением предложил активировать этот инструмент. Коллегия профессионалов при главном архитекторе, которая будет выступать его советчиками, нам необходима. Сейчас ведется большая аналитическая работа по формированию структуры совета, я сам очень много об этом думаю. Важно, чтобы это был созидательный, конструктивный орган, который в спокойном и позитивном режиме будет рассматривать актуальные для города задачи, руководствуясь желанием их решить, а не искать болевые точки, в которые можно уколоть. Нацеленность на результат должна превалировать, даже если идеального решения мы не найдем. Лучше двигаться вперед, пусть с огрехами, чем не двигаться совсем, это факт. Как говорят в военной науке, страшно принять правильное решение. Еще страшнее принять неправильное. Но самое страшное – не принять никакого. Вот такой принцип я для себя считаю правильным. Мне нужны профессионалы, реалисты и в хорошем смысле слова прагматики, настроенные позитивно.